Описанный случай является реальной историей, которая случилась на группе «Род и родовые связи» в декабре 2014. Девушка, которая решилась на сложную системную семейно-родовую расстановку, уже давно в группе, неоднократно работала с семейной и родовой историей, однако не актцентировала тот факт, что  ее старший брат страдает аутизмом. Однако в последний день уже достаточно продвинутого блока программы решилась поведать группе семейную тайну и драму и вот что из этого получилось…

Участнице, протагенту родовой расстановки, 23 года. Пришла в психотерапию и психологию как раз таки по поводу амбивалентных чувств к своему брату. Ему сейчас 32 года, по уровню развития соответствует 2-3 годам. Самостоятельно себя не обслуживает, говорит несколько слов, издает отдельные смысловые звуки. На улицу не выходит, но дома может оставаться один.

Решили начать разворачивать обстоятельства, в которых живет ребенок-аутист, с расстановки семейной системы. В фазе преконтакта, когда определялись с интересами и фокусами внимания во время расстановки, были сформулированы два запроса участницы. Первый касался поиска возможных связей по роду (отцовскому и материнскому) с текущей ситуацией, которые через события или по иным причинам привели к рождению такого ребенка. Второй был связан с иследованием функций, которые выполняет такой ребенок: для каждого члена семьи, для рода, для коллективного бессознательного. Интерес группы к этим функциям также подогревался известным теорией, что в человеческой популяции процент психически больных примерно постоянный, и даже попытка чисток генофонда в нацистской Германии не привело к измененению этой доли.

Как только были выбраны отец и мать, по поведению заместителей выделилась линия, чьи потребности в большей степени обслуживал аутист.

Удивительным было поведение участников группы, которые вдруг озаботились своими потребностями и разделились на несколько подгрупп. Часть людей вдруг бросились за печеньем и сладким, наливали в кружки чай и активно ели (интересно то, что и у меня при чувственном проживании ситуации в разворачиваемой системе возникло острое желание отвлечься и съесть что-нибудь сладкое). Другая группа вдруг резко стала активно обсуждать межличностные отношения и проявлять к друг другу интерес, иногда конфликтный. Третья группа наоборот сплотила ряды и образовала круг.

У меня сформировался свой собственный подход к отражению семейно-родовых систем через создание динамической модели. Сформированная в начале расстановки  система претерпевает ряд последовательных трансформаций. Для облегчения работы я  использую несколько последовательных фаз-периодов, четко разграниченных по внешним задачам для участников. Эти внешние вводные позволяют создать несколько фильтров и налаживают процесс «декодирования» и разархивирования» весьма противоречивой и богатой информации. Именно это позволяет последовательно пласт за пластом, как в археологическом изыскании, раскрывать спраятанные связи и отношения.

Но сейчас, на фазе диагностического простраивания модели, когда еще не началось движение чувств в системе, участники группы как будто игнорировали правила развертки родовых систем. Было ощущение, что очень сильные чувства заполнили пространство и хаос воцарился в пространстве группы. Мы с участницей, чья система должна была быть развернута, стояли в стороне и с большим удивлением наблюдали за жизнью. На нас не обращали внимания и как будто все участники группы забыли, где они находятся и чем занимаются. Они жили своей и очень насыщенной жизнью.

Люди, активно жующие и пьющие чай, не разговаривали и были заняты собой. Но оказалось, что они образуют одну линию и странным образом являлись в расстановке разными поколениями мужчин, которые являются предками отца матери протагента (дедушки). Другая группа, которая выясняла отношения и спорила, образовала круг и отгородилась от группы ядерной семьи протагента. В ней оказались женщины по материнской линии протагента – бабушки матери разных поколений и обоих родителей (отца и матери), которые описываются обычно через слово сваты.

Ядерная семья протагента (там, где участник был рожден – мама, папа, сын аутист, дочь и нерожденный младший) образовала плотный кружок, где в центре лежал заместитель ребенка аутиста и смотрел в потолок. Другие члены этой семьи держались за руки и обнимались. Абортированный ребенок прямо «висел» на плече у заместителя протагента. Они не шумели, но по их словам, там было очень хорошо. Общими словами описания самочувствия были: единство, единение, общность. Эти люди не обращали внимания на других участников и были заняты собой. Исключением был больной ребенок аутист, который не разделял интересов своей семьи и периодически смотрел на другие поколения (предков). Он часто фиксировал внимание на женской группе спорящих, где тоже была одна участница, которая была увлечена контактом с аутистом. Они часто встречались взглядами. Именно она (мать дедушки протагента) в последующем будет совершать очень странные поступки и будет постоянно называть аутиста маленьким мальчиком (32 года), умиляться, жалеть его и просить его не взрослеть. Также именно она будет его звать бросить свою семью и присоединиться к ней и другим женщинам, которые, в настоящий момент, уже все умерли.

В рамках исследования функций, которые выполняет больной ребенок, позже мы моделировали его смерть и выход из семейной системы. И оказалось, что их у него очень много. Его использовали и предки, и живущие в семье. Так для семьи он определенно играл консолидирующую функцию, объединяя и сплачивая родителей протагента. Для предков он выполнял коммуникационную функцию, обходил наложенную травматическую блокировку. По сути, он являлся единственным каналом связи с живущими потомками. А стало это понятно в результате следующего анализа.

Мать протагента расстановки очень странно себя вела. Она повернулась спиной к собственным родителям  и как будто защищала свою семью и детей от своих же родичей. Ее тело согнулось, она очень напрягалась и выглядела испуганной и усталой от перенапряжения. Чтобы прояснить этот вопрос я стал собирать дополнительную информацию. Оказалось, что мать участницы очень боится смерти своего больного ребенка. Она запрещает разговоры о смерти, избегает их. Сама она воспитывалась в семье, где было еще 7 детей. Её отец, с которым у них была сильная связь, умер, когда она была в 4 классе. Было известно, что она очень тяжело проживала утрату и отказывалась верить в его смерть. Сейчас же она не ходит в церковь, не верит в загробное существование. Когда распрашивали ее заместителя о «странном» поведении, она говорила, что чувствует какую-то угрозу со спины и сильное желание защитить свою семью от всех напастей и бед. Еще она отмечала, что у нее ощущения, что позади никого нет, и только здесь есть жизнь и надежда. Она как будто забыла, что до нее жили другие поколения.

В рамках трансгенерационного подхода психотерапии, системной семейной терапии, родовых передач информации прослеживается очень важный признак устойчивых семейно-родовых систем. Это ненарушенная передача информации и чувств через поколения. То, что называют разными словами: потоками любви, передача семейных традиций, наследование семейной культуры, сила рода, связь поколений и др. Именно это было нарушено в звене дед-мать протагента. Частой причиной таких нарушений являются сильные непрожитые и поэтому заблокированные (вытесненные или отрицаемые) чувства. Обычно этому предшествует травматическое переживание – особенно часто смерть или угроза смерти одного из родственников. По телесным реакциям это было очень похоже на остановленное горевание и сформированные постравматические защитные убеждения и паттерны поведения. В рамках незавершенного гештальта и попытках психики разрешить неразрешенное и исправить непоправимое,  особым смыслом наполняется 32-х летняя борьба за жизнь ребенка аутиста, постоянных страх и отрицание смерти,  вытеснение предков и отца из активной зоны сознания.

Можно предположить, что в результате сильных переживаний и относительной неподдержанности от своей матери (бабушка протагента) ввиду ее занятости выживанием и воспитанием восьми детей, лучшим решением проблемы на тот момент была блокировка (изоляция) горя. Однако вместе с этим было заблокировано семейное и родовое бессознательное. Возник непроходимый шлюз между индивидуальным бессознательным, сознанием и коллективным бессознательным. Женщины из родового бессознательного за счет родства материнских чувств и эмпатии обошли блокировку и контактировали с матерью протагента через аутиста (странное поведение бабушек), а мужчины оказались изолированными в большей степени и проживали отщепление, неучастие и, соответственно, нехватку энергии (ели сладкое  и пили чай).

Относительно энергии и поддержки предков (психологическим языком это описывается как  обеспечение целостности семейной системы и сохранение семейных традиций,  заветах и традициях – прославление и почитание предков) есть некоторая истина-догадка в нашей культуре. Она нашла выражение в поддержке государством Дня памяти предков – Дяды, павших героев , поминальных церемоний и др. Согласно ей, мы обеспечиваем сильной поддержкой 4 поколения, слабее – 7 поколений, а отвечаем за последние 12 поколений. Качество посмертного существования предков и\или сохранение и развитие образов-архетипов родового и коллективного бессознательного и\или сохранение культурного наследия рода и своих семейных ценностей (выберете себе подходящую систему убеждений) определяется нашей активностью, жизнью, памятью.

Для полного описания семейной системы с больным ребенком было очень интересно увидеть происходящее сквозь глаза всех членов семьи, особенно аутиста. Тем более, что это невозможно в реальности. А в динамической модели можно поиследовать и помоделировать или прожить. Все, кто когда участвовал в различных видах расстановок, знают о том громадном количестве информации и проживаний которые возникают у разных участников. Уложить в систему и использовать (хотя бы распорядиться) все эти блоки иногда бывает просто невозможно. Однако кое-что можно попробовать.

Дополнительным фактором, который наделяет важностью все, что происходит в семье с больным ребенком, является то, что обычно первый ребенок является наследником важных программ рода. Если какая-то программа  незавершенна или требует коррекции, то говорят о «карме» рода или жертве первенца. Так же широко известно, что болезни детей часто являются адаптацией на дисбаланс семейной системы. То, что называют: дети болеют для своих матерей, использование родителями детей для различных нужд семьи (посредники, заместительные фигуры, переносные объекты и пр.). Т.е. болезнь нужна для «исцеления» или сохранения семейной системы. Именно поэтому лучшее, что мы можем сделать для собственных детей, это разобраться в собственных проблемах и наследии предков, избавить их от необходимости странных адаптаций через болезни и соматизацию психологических семейно-родовых конфликтов.

Больной ребенок аутист чувствовал себя отстраненно (похоже на симптомы деперсонализации и диссоциации), видел маму и беспокоился за нее (лояльность матери и «жертва любви»), периодически играл с бабушками. Интересно, что прямого контакта с семьей не было, он как будто позволял миру семьи вращаться вокруг себя. Однако был контакт с родственниками по материнской линии (хоть они уже и умерли). Он как будто обслуживал нужды родового и коллективного бессознательного, делал то, что отказывалась делать его мать в силу травматического опыта и отрицания смерти. И на вопрос, как ты себя чувствуешь, на секунду застывал и говорил медленно и отстраненно – хорошо, мне спокойно и непонятно, почему все носятся. Говорил, что видит своих сиблингов (нерожденного брата (именно брата, хотя это неизвестно доподлинно) и сестру), общается с братом. Но вообще то ему здесь не интересно и скучно, ему давно хочется уйти к бабушке, которая его сильно любит и ждет. Но его держит мама, которая сильно растроится… А еще он нужен брату…

Интересно, что отец протагента был очень вовлечен в семью. Ощущал себя очень востребованным и нужным. Ему очень нравилось ощущение общности и единства, «как одна стена стоим мы» — говорил он. Позже на 2 фазе расстановки, когда будут постепенно легализоваваться  запретные чувства матери протагента (горе), а также на первый план выйдет запрещенная злость на своего отца (дедушку протагента)– «как ты мог меня бросить одну!!!», это чувство единства вдруг исчезнет. Отец участницы будет злиться и даже обвинять всех – «вы все испортили своим вмешательством».

Люди, которые ранее ели сладкое(дедушка и прадедушки), были в отчаянии – не было надежды на изменения и спасение. По их словам, старший наследник был больным, следующий не родился. Более того, к ним этого больного ребенка как будто не допускали женщины, которые желали, чтобы ребенок аутист как можно дольше оставался ребенком. Не было возможности передать ему мужскую миссию рода и даже просто контактировать с ним.

Сама модель болезни предстала в виде отказа от общения с семьей в пользу предыдущих поколений(, как компенсация недостаточной связи между родственниками через мать ребенка. Такая адаптация позволяла раз за разом (повторяющееся и ограниченное поведение является одним из основных симтомов аутизма) проживать матерью вытесненное горе

 

Часть 2. Встреча с утратой.

Подводя результаты первой фазы расстановки этой семейно-родовой системы можно заключить, что ребенок аутист был важной составляющей семейной системы и обслуживал несколько потребностей  внутри семьи, а также являлся выходом из ситуации травматической блокировки родового и коллективного бессознательных. Также он являлся физическим воплощением целого комплекса непрожитых и невыносимых чувст потери, любви и злости своей матери. Некоторые специалисты по лечению аутизма метафорически описывают своих пациентов как «зацикленные и подвисшие» компьютеры, которые постоянно обрабатывают данные, но не могут завершить этот процесс. Это очень похоже на непрожитое горевание и застревание на ранних этапах, без перехода через отрицание и злость, обвинения других и себя, депрессию  к  примирению и новой адаптации. Вместо этого, вытесненные в бессознательное чувства живут в родовом поле бессознательного и пораждают с течением времени  события 2, 3, 4 и других порядков. Кроме того, отсутствие сознания, которое обычно тормозит и организует бессознательное, компенсирует очень сильную блокировку у матери ребенка. В результате, ребенок аутист может обслуживать потребности родового бессознательного, сохраняя и развивая семейную систему.

Перед началом второй фазы – поиска решений и моделирования – я всегда очень тщательно проверяю запрос у протагента расстановки и запрашиваю санцию на разворачивание событий и трансформацию системы. С учетом сложившегося баланса сил и функций, существовала высокая вероятность того, что одновременно с оздоровлением системы, снятия необходимости в болезни ребенка, возрастет риск смерти. Тем более, что по статистике продолжительность жизнь таких людей невысока. Иногда изменения не  приводят к улучшениям, а только нарушают адаптацию. Протагент заявила, что уже хорошо осознает агрессию к своему брату, осознает риски, но ее не устраивает то, что исходя из ее роли в этой семейной системе она в ответе за брата и родителей. Именно поэтому она стала психологом и даже работает с такими же больными детьми. Но на протяжении многих лет, у нее как будто нет места для личных отношений, тк. все  ее время должно быть посвящено решению задач семьи и даже сейчас она этим занята.

Тогда ей было предложено самой занять место своей матери и развернуться к своему отцу. Только устранив травму, блокирующую связь между поколениями можно начать изменять. Для родовой программы существуют простые правила, позволяющие достичь нужных результатов. Здесь подошло правило «все непрожитые чувства должны быть прожиты, все покойники должны быть похоронены».

А этих чувств оказалось очень много.  А в фоне (непрожитыми и вытесненными) оказались обида на отца и злость на него. Было очень сложно легализовать эти чувства, потому что они конфликтовали с глубокой и искренней любовью. Именно любовь запрещала гневаться на отца 10-ти летней девочке. Каждый раз удивляешься, но простое проговаривание обиды и злости позволили прорваться к чувствам привязанности, любви и глубокой потребности в отце. Только после этого она смогла простить отца и даже признать, что он всегда остался в ее сердце. И в этот момент женский кружок (бабушки и прабабушки) разомкнулся, они оказались вовлеченными и заинтересованными. Они выстроились в родовые линии и смотрели (и могли их видеть) на своих потомков.

Заместитель ребенка-аутиста, после того как его мама заново нашла своего отца, почувствовал, что за нее можно больше не волноваться и отойти по своим делам. Он начал перемещаться по пространству группы и своего рода. Его позвали бабушки к себе. Они смогли вполне легально и открыто общаться с ним и с другими членами семьи. После этого заместители дедушки и прадедушек получили внутренне разрешение на контакт со своим внуком. Они поднялись (до этого момента они сидели и выглядели очень усталыми и изможденными), с их слов «у них появился интерес, а потом и надежда». Заместитель ребенка аутиста пришел к деду по материнской линии и долго сидел с ним. Как будто у него появилась возможность рости и взрослеть.

А отец протагента наоборот был зол и недоволен. Как будто у него забрали что-то важное (об этом я упоминал ранее в первой части статьи).

Интересно, что ни заместитель протагента, ни сама участница, выполнявшая свою расстановку, не проживали чувства, что вполне могут заняться личной жизнью и строить отношения, свою семью. Ее брат уже частично освободился от своих фунций и мог выходить из болезни, а основной запрос оставался нереализованным. Позже оказалось, что «место любимого человека» всегда было занято. И не отцом, как часто встречается у других, и не потребностью в недополученной материнской любови, а непрожитой жизнью нерожденного среднего брата. Она должна была по семейному договору жить за себя, и, как говорится, за того парня. Но это уже другая история и не про аутизм.

Таким образом, завершение незавершаемого сложного переживания с конфликтом важнейших потребностей, позволило, по крайней мере, в рамках эксперимента-моделирования устранить необходимость семейной системы в адаптации через болезнь ребенка. К сожалению, в связи с большим возрастом (32 года), шансы на постепенное совершенствование семейной системы через трансформацию одного из ее представителей и выздоровление ребенка малы. Это не позволяет в полной мере подтвердить или опровергнуть  возникшие в ходе работы группы гипотезы. Однако, можно говорить что на определенном этапе жизни матери протагента данная адаптация к жизни была одной из доступных в тот момент.  Это может частично объяснять выгоды для семьи сложивщейся (весьма печальной) адаптации через аутизм и функции больного ребенка по поддержанию существования семейной системы.

Если рассказывать ситуацию в этой семье на настоящий момент, то этот ребенок-аутист жив и хорошо себя чувствует(на сколько это понятно окружающим). Прогресса в его развитии не наблюдается. Отношения в семье хорошие. Желание девушки отделиться и жить своей жизнью реализовалось. Она переехала в отдельную квартиру и строит свою жизнь. Не все удается, но все же…

приглашаю Вас принять участие в моей программе «Род и родовые связи» в Витебске и Минске